Старцева Алевтина Александровна

Родилась я в Ленинграде в 1939 году. Когда началась война, мне было всего два года.

Нас, детей, у мамы с папой было девять человек – мал мала меньше. По традиции нас на лето отправляли в пионерские лагеря. Также получилось и в год начала войны. Дети разъехались, а я с двумя братьями осталась с мамой в Ленинграде. Только в тот год многие ленинградские ребята не вернулись домой с отдыха - прямо из лагерей их отправляли в эвакуацию. Так некоторые мои сестренки и братья попали в детские дома.

В декабре 1942-го нас с мамой эвакуировали в Омск. Там мы с братом пошли в детский сад, а мама с сестрой-девятиклассницей устроились работать на завод. На заводе давали пайки. И вот, что я хорошо запомнила: мой брат, ему тогда было шесть лет, всегда ходил с мамой за хлебом и довесочек съедал. А мы все плакали и говорили: мама, ну возьми нас в следующий раз! Почему только ему довесочек достается?

Пока мы жили в эвакуации, мама неустанно искала детей - моих братьев и сестер, попавших в эвакуацию. Подавала запросы в детские дома и ей приходили ответы.

В Омске у нас была большая комната, с 8 кроватями. Там, помимо нас, жила еще одна семья. Мы сильно голодали, и местные жители нас жалели, подкармливали. Помню, соседка со второго этажа вышла из квартиры и говорит мне «Иди сюда». Я еле-еле поднялась по лестнице, маленькая еще совсем была, да и без сил. Она мне протянула горстку шкварок и говорит: «Кушай». Моему десткому счастью не было предела! Как же долго я сосала эту вкуснотищу!

Как-то раз в детском саду, в который мы ходили с братом Витей, перед Новым годом давали подарки. Я свой одна из первых получила и не могла налюбоваться на свою радость. И вдруг подбегает ко мне Витя и говорит: «Ты где ходишь? Я тебя потерял! Там подарки дают! Пошли!». И я пошла за подарком второй раз. Идем мы мимо окошка, через которое выдавали подарки, и я думаю «дадут, не дадут?» И мне дали еще один подарок! Мы с братом были так счастливы!

К концу войны наша мама нашла всех детей, которые пропали в 1941-м. С сестрой Надей, она на 8 лет меня старше, была удивительная история. Ее уже успели удочерить, но маме дали адрес, где она жила. Когда мама туда приехала, приемная мать Нади сказала: «Давайте договоримся, к кому Надя подойдет, с тем и останется. Она всю войну с нами прожила, мы ее любим». Когда мама с этой женщиной вошли в комнату, Надя кинулась нашей маме на шею и закричала «Мамочка!». С кем она остаенется, вопрос больше не возник.

Наш папа всю блокаду работал машинистом - возил продукты по Ладоге до Финляндского вокзала. Он подал запрос, и мы все после войны вернулись в Ленинград. Тогда вернуться из эвакуации могли только те, у кого в Ленинграде было жилье или кого ждали родственники. Наша квартира не сохранилась - остались только две комнаты, в другие две комнаты уже кого-то вселили. Всю нашу мебель, все, что там было разворовали. 

Когда закончилась война, мне было шесть лет. Я была маленькая и худенькая, только глаза торчали. Папу я плохо помнила, поэтому сильно его боялась. Он мне говорил: «Доченька, ну иди ко мне», а я за стол от него. Однажды он достал елочные игрушки и поставил на стол. И тогда я первый раз подошла к нему, и он меня обнял.